« И появился Я – Часть первая »

              « Индия »


Глава первая. "Бочка"

Однажды у берегов Индии, крестьянин местного колхоза, вылавливая очередную бочку со спиртом, на которой оранжевой краской красовалось "Маде ин Russia", был не на шутку удивлён, обнаружив в бочке младенца. Семён, а именно так звали индийского крестьянина, был механизатором и ассенизатором-любителем. Пользовался уважением за то, что пил не всегда, а только когда было тепло, а может ещё и потому, что был единственным представителем мужского пола во всём колхозе.

Уж не знаю по этой или иной причине, но на сельской доске почета "индийского труда" в течение последних сорока лет висела единственная фотография Семёна, где он с удочкой и ведром карасей улыбался улыбкой десятилетнего мальчишки. Ещё от отца ему достался трактор, на котором развлекался его дед, катая местных девчат.

Вернув жизнь трактору, он заботливо прибил гвоздями табличку с всемирно-известным брендом " Беларусь" и, сделав тюнинг на двери в виде портрета Лукашенко, очень гордился и, как-то по-отцовски, заботился о своём железном коне, протирая его засаленным рукавом. Была у Семёна мечта, передать фамильный транспорт своему сыну по наследству, но у него рождались исключительно дочки. Поэтому, определив пол младенца как "малцык", он принял это, как подарок небес.

Так я попал в индийский колхоз Мадбан в штате Махараштра. Собранный сельский совет должен был дать имя младенцу. После непрекращающихся трехдневных споров и выпитой бочки спирта, все пришли к единому мнению, назвать малцыка Игорем Лапшевым. И хотя имя казалось всем странным, но именно оно должно было принести счастье совхозу и Семёну в частности.

Жизнь мне тогда казалась беспечной. В заботливом окружении 66-ти женщин, которые поклонялись мне как своему идолу, я чувствовал себя очень нужным. Они благодарили меня за дождь в засуху и ставили в угол за ливни в наводнения, принося при этом каждый раз в жертву одну и ту же лягушку. Хорошо кормили, и я в ширину рос быстрее, чем в высоту. Сама Индира Ганди, работающая тогда на молочной ферме и знавшая в лицо всех своих бурёнок, жарила для меня чебуреки и пекла пирожки с вермишелью.




Глава вторая. Знакомство с королём.

19 июля 1980 года в честь открытия летних олимпийских игр в Москве, король Индии устроил охоту на лося! Проезжая мимо нашего колхоза имени "Мадбан", королевская "НИВА - ВАЗ 2121" цвета баклажана с сыром, откинув два своих задних колеса, уселась прямо на дороге, не доехав до убитого лося всего 3 метра 14 сантиметров.

Из джипа вылез король с ручным пулеметом MG-13 (системы Дрейзе образца 1913 г.) наперевес. Измерив расстояние от колеса до лося спичным коробком, король стал вспоминать, что означает эта магическая цифра 3.14. Обведя взглядом откинувший копыта джип, король вспомнил, что это число "пи", но легче ему от этого не стало.

Усевшись на капот, он достал "приму" и закурил. Часов через шесть показалось пыльное облако, которое двигалось с большой скоростью в направлении деревни, – это Семён катил выловленную ещё утром очередную бочку спирта.

Семён был человеком гостеприимным и после того, как оба утолили жажду прямо из бочки, он пригласил короля к себе в гости, пообещав утром пришпандорить к машине два колеса от телеги.

Обстановка в доме была бедной. Из мебели был только стол, умывальник и берёзовая скамейка. Посадив уважаемого гостя на скамейку прямо под умывальником, из которого капала вода, Семен принялся накрывать стол. Поджарив рыжиков, поставив на стол запотевшую банку малосольных огурчиков и банку майонеза, они принялись праздновать открытие олимпийских игр. Вскоре вся деревня уже знала о неофициальном визите короля.

Женщины в количестве 66-штук установили на улице столы в виде буквы "Ж", украсили их синими цветами красного цвета и, накрыв всевозможными блюдами, привезли на садовой тачке короля и Семёна, которые во время транспортировки горланили "Амурские волны" и рвали баян четырьмя руками. По поводу празднования был срочно доставлен десантом цыганский ансамбль «Похмельный звон», который грохнулся прямо с неба, а секундами позже посыпались на головы и столы рюкзаки с парашютами.

Спирт разливали по ковшикам и мискам. Цыганки трясли юбками и выступающими частями тела, а барон даже исполнил пять раз на бис испанское фламенко.
К пяти утра Семён допил последние капли спирта прямо из бочки, обвел мутным взглядом действительность, сплюнул и уснул в тачке вместе с королём.

Петух, страдающий подагрой и головной болью, прохрипел "Ку-ка-ре-ку" в половине одиннадцатого утра. Король, который за всю ночь празднования не проглотил ничего, окромя спирта, ощутил неизвестное ему ранее чувство голода. Он полз в поисках еды, как по полю боя, перелезая через горы "убиты и раненых", в одной штанине и побритой макушкой, на которой красовалась свежая татуировка "САЛО".

Когда же он добрался до стола, то увидел, как я доедаю последний вермишельный пирожок с хлебом. Я же увидев мужчину в одной штанине принялся орать и визжать, от чего напуганный король удрал и зарылся между женскими телами, где и пролежал пока не стемнело.

К тому времени мне уже исполнилось неполных 6 лет и тяга к знаниям не давало покоя. Узнав, что достопочтенный господин в одной штанине и татуировкой на макушке едет в большой город, я пробрался в его машину и спрятался на заднем сиденье. К утру Семен приделал колёса от телеги, усадил впереди на пассажирское место лося пристегнул его ремнём и повесил на шею пулемёт, которым тот и был же застрелен.

Вернувшись в деревню, Семён долго искал короля среди свалившихся в одну кучу тел и только когда увидел сделанную им же наколку "САЛО", вытащил короля на свет, оборвав при этом вторую штанину. Во избежание недоразумений, Семён надел на короля цыганскую юбку. Возвращался он, насвистывая "Мурку" и волоча за ногу короля, который уже и не помнил своего положения в обществе, и лишь беспомощно скулил обращаясь к небу.

В другой руке он нёс немецкую каску – дедушкин трофей, который тот снял с молоденького солдатика в Берлине, случайно попавшего под колесо его трактора четыре раза. Он усадил короля на водительское место животом к спинке кресла и пристегнул ремнём. Надев на лося каску, Семён ещё раз посмотрел в честные глаза убитого животного и прослезился скупой слезой ассенизатора, которая состояла на 96 % из спирта, остальные 4 % анализу не поддавались.

Отдав честь и пожелав доброй дороги, он пихнул ногой НИВУ по склону. Автомобиль набирал скорость, увозя меня в неизвестные края, с Королём в юбке и лосём в немецком камуфляже, всё дальше и дальше от родительского дома. Так я попал во дворец, в котором меня через 11 лет произвели в прапорщики.




Глава третья. Жизнь во дворце.

Детство во дворце мне запомнилось весёлым и красочным. Няню мою звали – Гавахша. Это была молодая, хрупкая и необычайно красивая женщина, говорящая с рязанским акцентом. В её обязанности входило ухаживать за двумя слонами и мной. Как сейчас помню её чудесные сказки на ночь и утром манную кашу из корыта.

Дворцовые учителя, не жалея ни сил, ни времени, целыми днями с 11 до 14 часов внушали мне науки. Я изучил Фэн-шуй по-украински, хорватские народные песни, шашки и счет до 21 (чтобы тоже принимать участие в игре "Очко", которая считалась традиционной индийской игрой), так же изучил липосакцию и практиковался на слонах, желая сделать из них слоников. Среди учителей был сам Будда Шакьямуни.

Каждый четвёртый день апреля високосного года был уроком физкультуры, где я занимался греблей на моторной лодке и прыжками в сторону. Позже став прапорщиком я принялся командовать ротой мотострелков, состоявшей из четырёх солдат и двух слонов, на обмундировании которых болтами были зафиксированы пулемёты. Рота под моим командованием не раз в одиночку отражала атаки пакистанской армии, за что я был награжден железным крестом и орденом Кутузова. Занятия греблей на моторной лодке пригодились при форсировании Аравийского моря, но это случится позже.




Глава четвёртая. Блудный отец.

Тем временем Семён, так и не смирившийся с исчезновением сына, готовился к поискам. За эти годы он выучил долганский и тунгусо-маньчжурский язык, был возведён в чин почётного самурая Индии, освоил айкидо и молдавскую кухню, из которой ему особенно нравился "пештеку мождей", для чего он специально засадил все колхозные поля чесноком. И вот настал день, когда Семен, повторив выученное, стал собираться в путь. Понимая, что путь не близкий, старался собрать только самое не обходимое.

Первым делом он положил журналы PlayBoy, собранные им с 1960 года. Увидев на одной из обложек знаменитого актера Питера Селлерса, Семён вспомнил свою молодость и загрустил. «Эх, сколько всего было…» – думал Семён, допивая ковш спирта и попыхивая забитой беломориной. "Да, время нас не любит" – сделав заключение, принялся нагружать сумку.

Он положил в сумку удлинитель с тремя розетками, 7 носков, майку, губную гармошку, армейский бинокль без стёкол, контурные карты, раскрашенные всей деревней, и фонарик на солнечных батарейках, который светил только тогда, когда было яркое солнце. Записал для чего-то в записной книжке немецкое слово с переводом: Igel – ёжик, и, привязав к трактору две бочки спирта, он отправился в путь.

За баранкой своего трактора Семён встречал рассветы и провожал закаты. Любовался красотой индийской природы, разглядывая её помутневшим взглядом через бинокль без стёкол. Многочисленные стада антилоп и хангул, завидев чудо-трактор и почувствовав перегар, навсегда покидали эти места, оставив за собой лишь густые облака пыли.

Павлины, побросав хвосты, прятались в сусличьих норах, а следы от его трактора, шрамами украсившие Индо-Гангскую равнину, не раз были сфотографированы американским спутником-шпионом и занесены в секретные архивы. Несколько раз Семён проезжал мимо своего дома, по причине неправильно раскрашенных контурных карт.

И вот, когда бочки почти опустели, трактор рявкнул, дернулся и, выпустив облако ядовито-зелёного дыма, заглох перед воротами дворца. В тракторе, одев поверх старых чистые носки и майку, побрившись, помывшись, Семён вышел из кабины. Впервые за три месяца он почувствовал твердь земли. Его качало. Не то от морской болезни, не то от усталости.

Уже через час Семён с надетым на голову тюрбаном сидел в главном обеденном зале дворца, где его обмахивали опахалом, а придворные накрывали на стол. На лужайку перед дворцом снова посыпались цыгане и рюкзаки с парашютами. Снова были юбки, песни и даже пьяные слоны. Я был очень счастлив снова встретить Семёна, которого считал своим отцом.

Семён не желал больше со мной расставаться, и поэтому попросил разрешение остаться во дворце. Его устроили садовником-ассенизатором, в обязанности которого входило косить сено на лужайке перед дворцом, поливать осины и смотреть за выгребными ямами. Однажды выгребая яму, Семён без памяти влюбился в мою Гавахшу, и той же осенью они сыграли свадьбу – с тамадой, цыганами и фейерверком, от которого сгорела конюшня и соседние два села.

Семён носил её буквально на руках, и Гавахша в благодарность ему родила 11 дочек. Позже прямо на лужайке перед главными воротами дворца Семён построил деревянную хибарку в 42 кв. метра полезной площади, привёз из деревни стол, умывальник и берёзовую скамейку, а Гавахша сшила синие занавески.

Когда дети засыпали, они подолгу засиживались на кухне, где ели трюфеля с картошкой и мурлыкали друг другу слова любви. Он восхищался её красотой, а Гавахша любила его за доброту и за сильные мужские руки ассенизатора.
Семён открыл своё дело, ради которого пришлось всю поляну при дворце засеять маком, и стали они пожевать и добра наживать.




Глава пятая. Совершеннолетие.

14 октября 1992 года все страны Индии праздновали моё совершеннолетие. В честь этого события выпустили глобус Индии в количестве трёх миллиардов экземпляров, на котором почему-то не поместилась береговая линия, а большую часть занимал королевский дворец.

От короля я получил настоящий, королевский подарок - ВАЗ 2121 НИВА, выпуска 1977 года, цвета баклажана с сыром, двумя колёсами от телеги и лосем в немецкой каске и пулемётом наперевес. Конечно, лось уже был не лось, а больше напоминал каркас для скульптуры и от некогда честных глаз остались лишь огромные дыры, в которые Семен заглянул уже без прежней сентиментальности.

Машину перевязали голубым бантом и волоком притащили ко дворцу на верблюдах. В салоне автомобиля лежали права, выданные в 1939 году на имя Генриха Мюллера, и кредитная карта American Express на сумму 5 $. Вне себя от радости я принялся чистить и мыть подарок, а Семён – возвращать двигатель к жизни. После того, как большая часть деталей была брезгливо выброшена Смёном на дорогу, мотор издал свой первый вздох. А к вечеру мотор уже вовсю тарахтел на немыслимых для человечества оборотах, но работал он теперь исключительно на дровах. Я был счастлив!!!

Какое же было удовольствие гонять по загородным трассам, а в городах распугивать население и привлекать внимание красивеньких девчонок. Двигатель издавал жуткие звуки, брыкался, как не объезженный жеребец, и выпускал огромные фиолетовые кольца дыма. Чтобы внезапно не остаться без дров на дороге, я предусмотрительно привязал три громадных пальмы к заднему бамперу, которые на поворотах сметали с тротуаров всех прохожих. Полиция, заметив моё транспортное средство, на лобовое стекло которого я скромно наклеил огромными буквами "ЦАРЬ", в панике бросались к уазикам и покидали посты.




Глава шестая: Плен.

Проводя однажды разведку боем, мы напоролись на засаду и были взяты в кольцо. Плотно-растущие кустарники и деревья не давали возможность развернуть слонов. Производить липосакцию не было времени, и я каждого солдата поодиночке отправил в атаку. Через час я остался один на один с армией врага. «Вот и всё, – думал я, лежа на спине и глядя в синие небо, – вот и всё... А я ведь ещё и не любил по-настоящему». Сначала над моей головой появился пакистанский хлопчик, а потом кончилось небо.

Звук возвращался медленно, превращаясь из непонятного свиста, в непонятную речь, потом стала показываться картинка с неотрегулированной резкостью. Голова напоминала паровозный котёл за минуту до взрыва. Оценив обстановку и используя свой необыкновенно-аналитический ум, я пришёл к выводу, что руки мои связанны за спиной и я нахожусь в полуподвешенном положении.

Рядом стояло ведро, наполовину наполненное кровью и выбитыми зубами. Охранник, охранявший меня, увидав моё улыбающееся злобно лицо, нажал какую-то кнопку и через минуту в комнату ввалился какой-то толстяк с набором ужасных инструментов. От него несло самогонкой и цыбулей. Тряся какой-то дубинкой, он кричал до тех пор, пока не охрип. После чего появился уже знакомый пакистанский хлопчик, и «кино» кончилось.

Очнулся я в какой-то камере с решёткой на окнах. На соседней кровати сидел матрос и ковырялся в носу. На его бескозырке золотыми буквами было написано «Черноморский флот». Звали розовощёкого здоровяка Федей. Как он сюда попал, он не помнил. Помнил, что праздновали день рождения мичмана Петренко с мужиками на "Крымском комсомольце" в районе Новороссийска, помнил, что пили чачу, а больше ничего... Из чего и сделал вывод, что он вывалился за борт, и его течением прибило к Пакистану, в районе Карачи.


Дядя Семён, которого я всегда считал своим отцом, иногда ругался по-русски, и теперь я старательно вспоминал набор стандартных выражений. К вечеру мы с Федей уже прекрасно понимали друг друга и за трёх литровой банкой самогона (которую он предусмотрительно спрятал в кармане), мы придумывали план побега, используя только жестикуляцию, мимику и нецензурную речь.




Глава седьмая. Побег.

«Для побега нужны инструменты», – попытался объяснить я глазами незадачливому моряку. Федя встал и, шатаясь, стал проверять одновременно два кармана брюк. На столе появилась ножовка по металлу, молоток, ключ на 32, килограммовая гирька с напаянным дном, будильник фирмы «СЛАВА», болгарка, стамеска, рубанок и женская туфля принадлежавшая жене капитана, которую он носил с собой уже четвертый месяц, все забывая отдать сапожнику.

Розетка для болгарки находилась на стене возле самой решётки. План наш состоял из следующего: когда стемнеет незаметно выбраться на улицу и, не привлекая к себе внимание, пробраться к берегу, на берегу найти какое-нибудь плавсредство, на котором мы доберёмся до Индии, а там уже и до дворца.

Решётку мы пилили целый час. Искры от болгарки ярко освещали тюремный двор. Федя, когда пролезал в проём, отломил половину стены и грохнулся на сторожевого пса, так что пёс ничего не понял и даже не проснулся. Сверху на Федю грохнулся я и, услышав новые выражения, с благодарностью пополнил свой словесный запас. С радостными воплями «СВОБОДА!!! » мы бежали по улицам спящего Карачи и награждали пинками запоздалых прохожих, пока не упали в море.

У берега нашли моторную лодку и я, вспоминая навыки полученные во дворце, стал усиленно грести вёслами, нарушая спящую гладь Аравийского моря. Минут через десять огни спящего города скрылись за горизонтом. Мы плыли в полной темноте, даже луну по каким-то техническим причинам сегодня не включили. И когда нам уже казалось, что всё позади, раздался страшный металлический звук и лодка остановилась.

Через секунду на спящем патрульном корабле пакистанских военно-морских сил включились прожектора и завыла сирена. Не на шутку перепуганный бравый матрос Федя спрыгнул с лодки и схватил одной рукой меня, другой саму лодку кинулся бежать в направлении Индии.

Мчавшийся на всех моторах патрульный корабль беспомощно отставал. Вскоре появилась Индия, но Федя убитый страхом и, не отдавая отчета своим действиям, даже не думал останавливаться и ни как не реагировал на мои крики. Мне с большим трудом удалось отцепиться от его руки и забраться на его могучую шею.

Сзади тащилась лодка, оставляя в земле глубокую канаву от винта. Федя бежал вольным галопом, перепрыгивая горы, речки и спящие деревни. Пленённый страхом он пробежал мимо дворцовой территории, а я с тоской посмотрел на свет за синими занавесками, где, наверное, сидели Семён с Гавахшой и ели трюфеля с картошкой.

Светало. Мы двигались к Непалу, о чем говорили появившиеся на пути Гималаи (обитель снегов). Не сбивая скорости, Федя в четыре прыжка пересёк вершину Эвереста, но поцарапав о пик свою коленку, был вынужден оставить там лодку. Разогнавшись по спуску Федя, через минуту покинул Непал и уже бежал по Китаю, давя своими огромными ногами рисовые поля.

Смирившись с участью всадника на бешеном коне, я вспоминал колхоз Мадбан и шестьдесят шесть заботливых женщин, Семёна, который с одинаковой заботой относился и ко мне, и к трактору, и даже купал нас одновременно в одной канаве. И хоть все-таки имя «Лапшев Игорь», может, не принесло счастье всему колхозу, но Семёну принесло точно.

Ведь если бы не я, то он так бы и не встретил свою Гавахшу, которая с такой любовью воспитывала меня и двух слонов. Вспомнил короля и его макушку с татуировкой «САЛО», которую тот долгие годы скрывал под тюрбаном... Трясясь на толстой спине Федора, я, как вожжи, тянул его ленточки от бескозырки указывая нужное направление.

Иногда нарочно делал огромные круги, чтобы лишний раз полюбоваться красотой природы. В несколько прыжков мы преодолели Монголию, но пробегая по Иркутской области в районе посёлка Плишкино, Федя был подстрелен в ягодицу вертухаем Козленко из местной тюрьмы. Лично я хочу сказать ему спасибо за то, что он нас спас. Ещё неизвестно, чем бы закончился этот забег, не подстрели он тогда Фёдора. Сейчас на больничке булки греем.



Глава восьмая. Возвращение.

А мы ещё не вернулись. Вернёмся – напишу!
Да… в пакистанской тюрьме мы забыли туфлю капитанской жены, и Федя собирается за ней сбегать, потому как очень боится капитанского гнева. Так что наверняка ещё будут новые приключения

Вы спросите, – а как же мы тогда с Фёдором дружим на "Одноклассниках"? – а я пошутил :)))